спят дети? Руку, правда, забираю.
— Я виделся с таксистом, который тебя привозил в тот день в наш дом, — говорит Артур, и у меня в легких внезапно заканчивается кислород.
— И что? — сиплю чтобы хоть что-то сказать.
— Он рассказывал, как вы ехали, как он тебя ждал, как ты потом вышла. И знаешь, что я понял? Оказывается, я помню тот день до мельчайших подробностей.
— Я тоже помню, — шепчу едва слышно.
— Я помню, как вышел на лестницу и увидел девушку в платье в цветочек. Платье было простым, но мне запомнилось, и девушка привлекла внимание.
— Я в нем проходила половину беременности, пока живот не начал расти, — говорю снова не к месту, но Артур выслушивает внимательно и делает очередную попытку взять меня за руку.
— Я месяц провалялся с пневмонией, как и ты, у меня еще были осложнения — отеки в ушных каналах. Я не разобрал, о чем эта девушка говорит с матерью, но голос… Я ведь узнал твой голос, Настя, точно узнал. Мне стоило просто тебя окликнуть, и все сложилось бы совсем по-другому.
— Так почему же не окликнул? — отвратительно сиплю, но ничего не могу поделать со своим голосом.
— Я считал, что ты это та, другая. Никитина. И мать сказала, что это она приходила. Я никому не говорил, что мы с тобой… — он замолкает, подбирая слова, но видимо не подбирается. — Мать сказала, что приходила Никитина требовать деньги и шантажировать. А когда мы с ней в первый раз виделись, она хрипела, оправдывалась ларингитом. Поэтому я и поверил, что ты это она.
Мы оба молчим. Я физически ощущаю ту боль, которая исходит из его слов и повисает над нами. Но впускать ее в себя не хочу. Мне уже отболело, не хочу переживать это заново.
— Я тогда все время думал о тебе, Настя, когда в себя пришел. Искал тебя. И когда ты нашлась так обрадовался, всех выгнал, чтобы не мешали. А пришла она, эта… Если бы ты знала, как мне мерзко было. И я же понимал, что все другое. Но она вела себя так, как будто там была она, и все эти словечки твои повторяла…
— Я думала, она моя подруга, — вздыхаю и снова отнимаю руку у Артура, — вот и растрепала ей про тебя. Не знай она всего, может, ты бы и догадался.
— До сих пор не понимаю, как я повелся. Она разговаривала не так как ты, пахла не как ты, меня от нее вообще не вставляло, не так как с тобой…
— Артур… — радуюсь, что темно и он не видит, как я покраснела.
— Послушай, — в этот раз он завладевает моей рукой, и я больше не делаю попыток высвободиться, — не делай вид, будто ты не видишь, что я от тебя совсем потерял голову. И дело не только в детях. Я много думал, как бы все сложилось, если бы мы тогда встретились. Уверен, что я бы влюбился в тебя, Настя. Наверное, я и тогда влюбился, но думал, что в образ, в видение. Потому что Никитина — это полный мрак. Я больше не смог заставить себя с ней встретиться, еле вытерпел, пока деньги передавал.
— Я видела это фото, — говорю тихо, не замечая, как Артур гладит мою ладонь большим пальцем, — у тебя там было такое лицо… Я тогда решила, что ты и на меня бы так смотрел. Потому что я согласилась с тобой… как с первым встречным…
Моих губ касаются сухие пальцы.
— Нет, Настя, не говори так. Ты лучшее, что случилось со мной за всю мою жизнь. Ты и наши дети.
— Я купила фонарик и зажигалку, — говорю тихо, уворачиваясь от его руки, — когда к тебе ехала. Положила в сумку, хотела тебе отдать.
— Фонарик? Какой фонарик? — не понимающе переспрашивает Артур.
— Я понимала, что если скажу тебе про нудиста и утопленника, ты не поверишь, — объясняю все так же тихо, — вот и подумала, если дам тебе зажигалку и фонарик, ты вспомнишь. Я тебе тогда ночью говорила, что, если бы у тебя была зажигалка, мы могли зажечь костер. А ты сказал, что у тебя…
Тагаев глухо стонет и упирается лбом мне в ладонь.
— Вспомнил. Почему, почему я тебя не остановил? Столько времени потеряли…
— Я хотела крикнуть, — говорю, глотая слезы. Мне тоже безумно жаль потерянного времени. — Что угодно. Что я Настя, у которой нос крючком и глаза косят в разные стороны. Или что я беременная, и у меня будет двойня.
— Почему же не крикнула? — в его голосе слышится настоящая мука.
— Я поверила твоей матери, что тебе тоже не нужны дворняжки. Ты же Тагаев.
— У меня больше нет матери, Настя, — он произносит это сцепив зубы, и мне становится жутко. — Я выбрал тебя и детей. Ты можешь оттолкнуть меня, имеешь право. Но я хочу, чтобы мы стали семьей, чтобы ты полюбила меня. Потому что я люблю тебя.
— Любишь или хочешь? — встаю и подхожу к окну, Артур поднимается следом. — Однажды я уже была влюблена в тебя Артур, и снова рисковать мне не хочется.
— Ты? Когда? — его голос звучит потрясенно.
— Когда нашла тебя в интернете. Сначала мне хотелось знать, кто стал моим первым мужчиной. Я подписалась на тебя в инстаграме под левым аккаунтом, специально для этого создала. Знойная красотка. А когда узнала, что беременная, было интересно узнать о тебе, о твоих родителях. Вот тогда и влюбилась, — усмехаюсь невесело. — Никогда бы не подумала, что так можно. Оказывается, можно. Я всю беременность следила за твоими публикациями. И когда у тебя новая девушка появлялась, ревновала, как любая влюбленная девчонка. Только мне еще очень больно было, Артур, не представляешь даже, как.
— Нет, не представляю, — говорит он хрипло, подходит и упирается руками о подоконник по обе стороны, наши лица оказываются совсем близко. — Не представляю, как ты все это выдержала. И не представляю, как ты сможешь меня простить.
— Я смогла разлюбить тебя, Артур, — отвечаю храбро, глядя ему в глаза, — в ту ночь, когда родились дети. У меня появились те, кому моя любовь была нужнее. Я удалила твою страничку и свой левый аккаунт. И я боюсь снова ошибиться, Артур.
— Не бойся, — выдыхает он, — прошу тебя, поверь мне еще раз. Мне нужна ты, только ты, Настя…
Его губы касаются моих, его
